Юго-западное сафари, пасха 1971 г.

Норин Коул

«Ближе к природе, на свободу!»— проносилось в моей голове, когда мы покинули душные суетливые бетонные джунгли Йоханнесбурга, и повернули на запад, к свежему воздуху и открытым пространствам, где ночью можно потрогать звёзды, а днём, если в течении часа навстречу проедут больше двух автомобилей, вы удивитесь: «Куда все так спешат?». Свет костра, баранья отбивная и фермерские сосиски, жарящиеся на углях и источающие аппетитный запах; после чего ты засыпаешь в уютном спальном мешке, а прямо над головой сияют ледяные звёзды.

Но я забегаю вперёд. Нужно было завершить множество дел, прежде чем начать путешествие, и утром в четверг оставались минуты, в течении которых надо было купить свежий хлеб, упаковать в холодильники замороженное мясо, масло, воду, контейнеры с сухим льдом и банки с пивом. Последние, когда заморожены, могли быть использованы вместо или вместе с сухим льдом, чтобы сохранить портящиеся продукты и вместе с тем сэкономить место. (Увы, современные банки с пивом не могут быть использованы таким способом!) Пятигалонную пластиковую бутыль для воды нужно наполнить и зафиксировать ремнями на месте. Были упакованы чемоданы: маленькие чемоданы, которые мы могли себе позволить. Мы давно научились путешествовать налегке и обходиться всё без ненужных вещей. Все места были распределены, и хотя наша «Гуззи» была вместительна, куда бы мы ставили все растения и почву, которые мы надеялись собрать, если бы выезжали полностью загруженными? («Гуззи» — прозвище нашего «Лендровера».)

Мы были так организованы, что могли жить в машине когда долго шёл дождь, и это была ещё одна причина, по которой мы не могли использовать всё место.

Мы отправились втроём: мой муж Дез, я и наш друг Эрнст Фритц (Ernst Fritz) на своём седане. Наконец, после ленча мы выехали на дорогу. Первую ночь путешествия мы провели в очень хорошем отеле в Фрейбурге (Vryburg), на северо-востоке Капской провинции — 240 км на счётчике, а впереди был ещё длинный путь. В пятницу утром, после хорошего завтрака, мы поехали по дороге на Куруман (Kuruman). Это очень ровная дорога, 89 миль. По середине, у Лейксо (Lykso), был небольшой двойной изгиб, и мы предположили, что две дорожные бригады, наверное, начали строительство дороги, каждая со своего конца. Они немного промахнулись, поэтому пришлось сделать небольшие изгибы, чтобы соединить дорогу. После Фрейбурга начались скотоводческие фермы, колючие кустарники и травы, которые хорошо выглядели после недавних дождей.

Через несколько миль после Курумана мы заметили на дороге большое количество зерновых сверчков, известных также как панцирные земляные сверчки (см Lithops, 2005, стр. 54). Это весьма беспокойные создания с большими животами и длинными ногами, и казалось, что они одеты в латы. Они едят всё подряд, даже трупы своих сородичей, и наносят множество повреждений суккулентам. Мы видели целые колонии литопсов, у которых не осталось ни одной семенной коробочки, оставленной дозревать. Эти создания выедают цветки и незрелые плоды, оставляя углубление в середине растения. Хорошие дожди, выпавшие в этот год, несомненно вызвали увеличение их количества, а так же саранчи, стаи которой сильно повреждали как посадки, так и луга.

У Сайшена (Sishen), милого шахтёрского городка, в котором добывали железную руду, мы оставили асфальтированную дорогу и повернули к Олифантсхуку (Olifantshook). Перед нами был один из самых плохих отрезков пути: 100 миль от Олифантсхука до Апингтона (Upington), через достаточно плоскую и скучную полупесчанную территорию. Нам говорили, что эту дорогу должны заасфальтировать в течении следующих трёх лет — мы очень надеемся на это!

В ночь предыдущего понедельника была сильная буря, и местами на дороге до сих пор встречались огромные лужи. Однако поверхность дороги под водой была достаточно твёрдой, и у нас не было проблем, но Эрнсту, ехавшему за нами на седане, приходилось быть более осторожным. Последние 20 миль до Апингтона были асфальтированы, и дальше мы доехали по асфальту до Кимуса (Kiemoes) и Какамаса (Kakamas). Впереди начинался ужасная буря и начинало смеркаться. Мы остановились, чтобы быстро выпить по чашке кофе, и почти сразу перед тем, как мы продолжили путь, разыгралась буря. Дождь в пустыне — это компенсация за все засухи. В считанные минуты плоская равнина заполняется буквально тоннами воды, и внутри «Гуззи» началась толкотня, когда мы убирали всё с передней полки, потому что вокруг ветрового стекла было несколько протечек. Под таким энергичным дождём вода скоро стала литься внутрь.

Наблюдая за Эрнстом, я скоро поняла, что что-то не так. Мы замедлили ход, и когда он медленно подъехал к нам, сообщил, что сломался амортизатор. Мы медленно поехали дальше, больше мы ничего не могли сделать. Возле Бладгронда (Blandgrond) было ответвление — короткая дорога в Онсепканс (Onseepkans). Мы собирались остановиться по этой дороге, но из-за погоды и сломанного амортизатора нам пришлось ехать до Пофаддера (Pofadder), очень маленького городка, гордившегося асфальтированной центральной улицей и несколькими уличными фонарями. Обычно думают, что он назван в честь африканской гадюки («puff-adder»), но на самом деле он назван в честь готтентотского вождя по имени Пофаддер, убитого неподалёку в стычке. Про этот город ходит множество анекдотов, и некоторые даже сомневаются, что он на самом деле существует. Конечно же, он существует, и мы даже раздумывали, не поселиться ли здесь после выхода на пенсию!

Ночью была ещё одна буря, но после плотного утреннего тумана, суббота всё же стала приятным днём. Мы быстро съездили в место произрастания Lithops fulleri var. brunnea (C179, см. Lithops, стр. 195), чтобы сделать несколько фотографий, так как в наш предыдущий визит освещение было плохим. Когда машина Эрнста была отремонтирована, мы поехали на север к Оранжевой реке, на границу с Юго-Западной Африкой (теперь Намибия — прим. перев.). Местность выглядела замечательно. Обычно засушливые места недавно были политы хорошим дождём, и кругом было множество разных трав. Через семь миль от Пофаддера рос лес «кокербомов» (Aloe dichotoma), простиравшийся на пять миль с севера на юг. Тут были тысячи деревьев, но сильные засухи предыдущих лет взяли своё, и сотни древних гигантов погибли и лежали кучами на земле. По обеим сторонам дороги недалеко находились горы, и лес алоэ простирался на несколько миль на запад и на восток к этим горам. В другие сезоны нам очень везло увидеть дикие цветы вдоль дороги. Вместо «один вид и один цвет», что характерно для цветов Намкаваленда, здесь можно найти невероятное разнообразие красок и видов. Однажды я насчитала тринадцать видов на маленьком пятачке.

Когда едешь через горы вниз к Оранжевой реке, за окном виден восхитительный пейзаж. Мы пересекли реку в Онсепкансе, спустившись на 1000 футов с тех пор, как выехали из Пофаддера. Онсепканс — маленький посёлок, состоящий из нескольких домов и магазина, в котором бензин продавался литрами задолго до того, как вся страна перешла на метрическую систему. Полоска земли вдоль реки орошалась из реки, и злаки выглядели очень зелёными на фоне голых тёмных скал, которые местами подступали вплотную к берегам реки. Вскоре после того, как мы проехали мост — в реке было не очень много воды — стоял небольшой указатель с надписью «Вармбад» (Warmbad). Это была не главная дорога (как мы поняли, когда ранее приезжали сюда на седане), но она шла через ферму наших друзей, с которыми мы познакомились, когда они вытащили нашу машину из песка. Нам предстоял поиск типового месторождения L. dinteri, что было одной из главных целей этого путешествия. Раньше мы потратили на поиски много времени, но каждый раз было очень сухо и поиски оканчивались неудачей.

Даже местные жители не могли помочь с точной информацией: L. julii встречается во многих местах, и это был единственный литопс, о котором они знали. Да, они знают о растении с жёлтым цветком, но каждый раз это оказывалась Lapidaria margaretae. В этот раз были дожди, и мы были более решительны, чем прежде. Дорога в нескольких местах была сильно размыта, так как несколько дней назад здесь прошли дожди. Чуть подальше мы нашли L. julii (C205, см. Lithops, стр. 189f). Присутствовали все так называемые «разновидности», от сильно разрисованной “reticulata” до “pallida” без каких-либо следов узора. Получилось очень хорошее и важное изображение для коллекции слайдов Дезмонда.

Ленч состоял из сандвичей, ломтей хлеба со свиной колбасой и сосисками, за которыми последовал кофе. После ленча мы поехали на следующую ферму, типовое месторождение L. dinteri, и продолжили наши поиски. Там было множество кварцевых гребней, и исследовать все просто невозможно. После полудня мы прошли целые мили, но безуспешно. Мы нашли стапелии, офтальмофиллюмы, динтерантусы, но ни одного литопса — не было даже L. julii. Близился вечер, и мы решили разбить лагерь и продолжить поиски утром. Мы не могли провести здесь больше времени, так как в понедельник после полудня мы должны были быть на ферме возле Ауса (Aus). С пивными банками в руках, чтобы утолить жажду, мы собирали хворост для костра и устраивали лагерь. Так как погода была хорошая и ночной дождь не ожидался, мы постелили на открытом воздухе, возле «Гуззи», повесив брезент, чтобы прикрыться от ветра. Из двух машин, поставленных буквой Г, получился уютный уголок. Однако ночью ветер неизменно менял направление, и мы постоянно просыпались, когда ветер начинал дуть в лицо.

Через некоторое время весело горел огонь, а на двухконфорочном газовом примусе кипели кастрюли: суп и картошка. Когда языки пламени потухли и осталась куча тлеющих угольков, мы положили на них отбивные и сосиски, чтобы приготовить брааи. Ничто не стимулирует аппетит (и без того хороший на открытом воздухе) так хорошо, как запах мяса, жарящегося на открытом огне. В завершение замечательного ужина мы выпили по чашке горячего кофе — самый лучший отель не мог бы предоставить лучший стол! В конце концов, мы заставили себя встать, умыться и упаковать вещи на ночь. Воздух был достаточно прохладным, утром могло быть очень холодно, поэтому мы поставили открытые холодильники на крышу и разложили мясо на воздухе, чтобы охладить его как можно сильнее. Всё остальное было помещено внутрь или под «Гуззи», потому что роса может быть очень обильной. По той же причине мы покрыли наши спальные места брезентом, и после того, как всё дела были сделаны, мы быстро переоделись и забрались в наши спальные мешки.

Я проснулась в 6:30. Несмотря на все обещания, мужчины ни разу не смогли встать раньше меня и сделать утренний кофе. Лично мне кажется, они это делали нарочно! Вода вскоре закипела, и запах утреннего кофе вытащил их из спальников. Нашим любимым завтраком была яичница, жаренная на масле и поданная на куске хлеба. Ничто не может с этим сравниться, и даже дома я не могла сделать так вкусно. После девяти мы наконец всё упаковали и были готовы ехать. Тени стали короткими, и охота на литопсы могла опять начаться. Назад на место, о котором сказал наш старый друг в своих указаниях. Старая дорога была непроходимой даже для лендровера, но почти параллельно шла новая, поэтому мы аккуратно измерили расстояние и снова принялись обыскивать гребни. Ничего не обнаружив, мы решили, что попали не туда.

Чтобы попасть к длинному белому гребню, мы поехали на «Гуззи» по очень неровной местности, но безрезультатно. Дез исчез среди скал позади, и через некоторое время он снова появился с новостью: нашёл! Эрнст и я не поверили ему и продолжили спокойно пить свой кофе. Но Дез уверил нас, что мы можем подъехать почти к самому месту, если вернёмся назад к дороге и проедем чуть дальше. Важность этого становится понятной, если вы вспомните, что с каждого места мы собираем 50–60 фунтов почвы и камней. И так, наконец, мы нашли L. dinteri (C206, см. Lithops, стр. 112ff) — среди белого кварца, но немного отличающегося от тех участков, где мы всё время искали. Было также достаточно много Aloe dichotoma, торчавших тут и там на склоне, где мы нашли литопсы. Последние были в превосходном состоянии и были достаточно многочислены. Мы исследовали несколько похожих мест и тоже нашли там ещё несколько литопсов. Очень довольные собой, мы в конце концов собрались и поехали на соседнюю ферму навестить друзей. Нас очень тепло встретили и предложили нам кофе и шоколадный пирог, после чего, запасшись провиантом, в том числе сосисками для вечернего брааи, мы поспешили в путь, так как до вечера было ещё много времени.

Вармбад (Warmbad) — маленький дорп (т.е. деревня), который казался скорее мёртв, чем жив. Не было видно ни души. Дорога до Карасбурга (Karasburg) была хорошей, лишь в нескольких местах ручейки размыли дорогу после недавних дождей, которые, как оказалось, выпали на обширной территории. В Карасбурге мы повернули на асфальтированную дорогу до Грюнау (Grünau). Когда мы ехали по этому участку пути, мы видели последствия штормов на прошлой неделе: участок железнодорожного полотна был смыт, а изгороди были повалены градом. По видимым разрушениям можно было понять, с какой силой вода текла между шоссе и железнодорожной насыпью.

Асфальтовая дорога вела на север, а мы повернули на гравийную дорогу, ведущую на запад. За несколько миль до Клейн-Карас (Klein Karas) мы увидели коппи (koppies) — холмы, состоящие из больших камней — как будто какая-то гигантская рука осторожно положила пригоршню камней, которая каким-то чудом не рассыпалась. Меня они всегда поражали.

Вдоль всей дороги тянулись заборы, и не было возможности съехать с дороги и устроить лагерь. В конце концов мы устроились возле одной из таких каменных холмов. Он находился между дорогой и железнодорожными путями — не лучшее место для отдыха. Но уже вечерело, и нужно было успеть разбить лагерь до того, как станет совсем темно.

Утро понедельника встретило нас сыростью — сильная ночная роса пропитала наши куски брезента и непокрытые края спальных мешков. Но к тому времени, как мы собрались ехать, всё уже высохло, и мы продолжили путь. На следующем участке пути мы проехали через несколько миль зарослей Euphorbia gregaria. Вокруг до самого горизонта не было ничего, кроме каменистой земли и серо-зелёные заросли. Дорога спустилась вниз к долине реки Фиш (Fish River), которую мы пересекли вскоре после Сехейма (Seeheim), и проехали по Каньону реки Фиш (Fish River Canyon), с живописными скалистыми обрывами по обеим сторонам. Мы снова поднялись наверх, и снова увидели мили Euphorbia gregaria, покрывающей холмистую местность. К середине дня мы были на ферме наших друзей в двадцати милях к востоку от Ауса.

Хозяин, Герберт Эрни (Herbert Erni) &mdah; увлечённый собиратель литопсов. L. erniana был назван в честь его покойного отца, и сам он открыл несколько видов. На следующий день он планировал поход для сбора L. gesinae. Это была вторая главная цель нашей поездки, так как популяции этих растений были известны лишь на вершинах Намибских гор (Namib mountains). Раньше подниматься на вершину было бесполезно, так как было слишком сухо. Но сейчас были дожди, хотя и не столь обильные, чтобы удовлетворить фермеров, но явно достаточные для литопсов! Во вторник утром мы были готовы и сгорали от нетерпения, ещё не зная, что нам предстоит. Когда мы проезжали через участок пустыни Намиб, нас поразил вид высоких волнующихся на ветру трав. Обычно всё, что видно— голый песок с редкими пучками сухой травы.

Горы находятся прямо среди пустыни, образуя длинный барьер, и когда мы подъехали, то увидели фермерский дом и постройки, приютившиеся у подножия.

Как это обычно у этих гостепреимных людей, нас очень тепло встретили, и перед восхождением мы насладились великолепным кофе. Фермер знал о том, что на середине пути до вершины растут литопсы, и нам сказали, что это L. triebneri, но лишь за день до этого он узнал от Герберт Эрни, что ещё один вид, L. gesinae, растёт на вершине. Вскоре мы уже тяжело дышали и пыхтели, кроме двух фермеров! Там была заросшая тропа, которой пользовались во время войны 1914-1918 годов, но тем не менее, это было одно из самых тяжёлых восхождений, и для нас было большим облегчением, когда нам наконец сказали: «Вот здесь был найден L. triebneri». Мы рассеялись и стали искать, но безрезультатно. Наконец я увидела первое растение и закричала «Нашла!». Обычно мы уверены, что там, где есть одно растение, рядом прячутся и другие. Часто это так, но иногда эта уверенность не оправдывалась. Прошло немало времени, прежде чем я нашла ещё одного: маленькое двухголовое растение, вклинившееся между двумя камнями на некотором расстоянии от предыдущего.

Поиски возобновились и стали более обширными, но было ясно, что мы искали не там. В конце концов фермер позвал нас с соседнего гребня и мы нашли там ещё два растения. Дальнейшие поиски были не принесли результатов, и мы решили, что нужно оставить L. triebneri и продолжить восхождение. Склон был ужасно крутым, часто приходилось опираться на руки. На склонах почти у самой вершины Герберт Эрни указал на место, где он нашёл растения. Двое оторвались вперёд и были уже на вершине. Мы не могли ничего найти, и в конце концов фермер сказал, что мы потратили уже много времени и пора возвращаться, но сказал, что для спуска лучше воспользоваться другим путём, поднявшись на вершину и пройдя вдоль неё. Камни передо мной казались огромными, но в конце концов я заставила себя подняться, подумав, что это самая высокая часть нашего пути, и у меня не было больше сил, чтобы карабкаться, но поднявшись, я увидела перед собой ещё один крутой, похожий на ступеньку, склон!

Я не знала, как его преодолеть, но неожиданно сверху послышался свист. Это был сигнал успеха, и задумавшись лишь на мгновение, я взобралась на этот невозможный склон! Все мысли об усталости были забыты, и даже дыхание вернулось в норму! Да, там были L. gesinae (C207, см. Lithops, стр. 138f), в хорошем состоянии и достаточно многочисленные — здесь они были защищены от самого страшного хищника, человека. Но многие растения были сильно погрызены, вероятно, зерновыми сверчками, о которых я писала выше. Однако раны уже начали рубцеваться, и следующей весной новые листья вырастут без каких-либо следов повреждений. Наконец, мы получили наши драгоценные растения, мешки с почвой и камнями, сделали достаточное количество фотографий, и были готовы к долгому спуску.

Другой путь привёл нас к тому же месту, где мы искали L. triebneri и старой тропе. Спускаться было ещё тяжелее и спуск занял почти два часа. Мешок с почвой был ужасно тяжёлым, и Дез и фермер по очереди несли его. Очень трудно карабкаться по осыпающимся камням и почти отвесным склонам, но в конце концов мы снова оказались на ферме. Мы подсчитали, что прошли в каждую сторону почти 1000 футов (около 300 м), и пообещали друг другу, что никогда больше не пойдём на ту вершину по доброй воле. После того, как мы немного восстановили силы и выпили огромное количество воды и кофе, мы приготовились к отъезду. Каким-то образом мы ни разу не за весь день не подумали о еде и даже сейчас мы не чувствовали голода. Герберт Эрни планировал, что на следующей день ещё пособирает с нами растения, хотя мы знали, что он был очень занятым фермером, разводившим каракулевых овец, и ему было нелегко выделить время.

Во вторник всё было гораздо проще. Мы собрали L. erniana (C208, см. Lithops, стр. 212) на известняковом гребне, и на ещё одном гребне в нескольких милях, а также подтвердили наличие растений в ещё одном месте. Растения были в хорошем состоянии, легко находились и были очень фотогеничными, с удивительным разнообразием узоров на каждом месте. Мы вернулись на ферму Эрни, намотав около 100 миль. В среду мы попрощались с Гербертом и Гретель Эрни, пообещав взять их в наше следующее путешествие. Мы планировали совместную поездку на следующий год.

Мы поехали на северо-восток через пустыню Намиб в Хельмерингаузен (Helmeringhausen). После хороших дождей местность не была похожа на пустыню, но мы знали, как здесь бывает сухо. Однако в Хельмерингаузене было лишь небольшой дождь, и фермеры беспокоились, что не смогут больше выдержать. Мы ещё раз посетили место произрастания L. gulielmi, где в прошлом июле искали в течении нескольких часов, но нашли лишь несколько сморщенных растений. Небольшого дождя было для них достаточно, и к нашей радости мы нашли большое количество растений в хорошем состоянии (C184, см. Lithops, стр. 280). Тут тоже были видны следы челюстей зерновых сверчков, как на поверхности растений, так и на капсулах.

Хельмерингаузен — очень маленькое поселение. Почта, магазин, отель, автомастерская и три или четыре дома. Говорят, что на «главной улице» Хельмерингаузена растут литопсы. Я проверяла — их там нет! Мы всегда любили здесь останавливаться, с самого первого путешествия в ЮЗА, когда мы не имели ни малейшего представления, что нас ждёт впереди. Отель содержали мистер и миссис Хансен, которые сделали множество изменений, чтобы соответствовать требованиям Союза Отелей. Они превратили милый маленький отельчик в по-настоящему замечательный, он бы занял достойное место в любом большом городе. После краткого визита, чтобы оценить новые изменения, мы, сожалея о том, что не можем остаться на ночь, поехали в сторону Мальтахое (Maltahöhe).

В конец дня мы подъехали к Мальтахое. В нескольких милях от города на перекрёстке мы свернули на дорогу, обозначенную «Зарис» (Zaris). Три с половиной года назад, года мы посещали типовое месторождение L. christinae, условия были настолько ужасны, что после усиленных поисков впятером в течении часа, я нашла одно, и только одно растение, заметив семенную капсулу, торчащую из-под земли. И вновь здесь недавно был дождь, и мы были полны надежд.

Ферма выглядела полностью опустевшей, и при близком рассмотрении мы обнаружили, что внутри никого не было. Из-за возможной обильной росы мы решили заночевать на веранде, а не на открытом месте. Но сначала мы обошли место и нашей радости не было предела, когда мы увидели растения цветущими, в хорошем состоянии и в довольно большом количестве. Тени становились очень длинными, и если бы не цветки, выдававшие растения, было бы очень трудно найти эти растения, настолько они были похоже на окружающий известняк. Фотографировать при таком освещении бессмысленно, поэтому мы стали собирать хворост и разбивать лагерь.

Было уже почти темно, костёр уже почти превратился в груду светящихся углей, готовых для обжарки мяса, когда мы увидели свет двух фар, свернувших с главной дороги и приближавшейся к нам. Это была сноха покойной владелицы этого дома. По пути домой она заметила наш костёр и свет фар, и свернула, чтобы узнать, кто это. Она сказала нам, что миссис Кристина дю Туа (Christina du Toit), в честь которой и было названо растение, умерла в этом году. Она также вспомнила, что её свекровь говорила о нашем предыдущем визите, с радостью разрешила нам собирать несколько растений и пригласила нас посетить её и семью на ферму неподалёку. Следующим утром, после сбора наших драгоценных L. christinae (C210, см. Lithops, стр. 287), мы поехали на ту ферму с визитом. Неподалёку жил и наш друг, которого мы давно не видели. Мы подтвердили, что растения на его ферме были формой L. christinae. Они тоже росли на известняковом склоне, но их было гораздо меньше.

Русло пересохшей реки с несколькими большими деревьями было идеальным местом для ленча. Стоя под деревом, мы услышали странный звук, как будто что-то упало. Когда мы посмотрели наверх, то увидели на дереве абсолютно неподвижного варана (Varanus exanthematicus). Он был в странной, абсолютно неестественной позе, и казалось, что он подскользнулся, упал и приземлившись на ветку застыл, надеясь что его не заметят. Через пятнадцать минут, когда мы собрались и были готовы ехать, он был в той же позе, не пошевелив ни мускулом.

Мы заехали в Мальтахое за бензином, который, как не странно, был дешевле чем где бы то ни было (хотя до железной дороги было далеко), и поехали домой. У Эрнста было ещё три недели отпуска и собирался в Виндхук (Windhoek) и Валвис-Бей (Walvis-Bay). Мы попрощались, сожалея, что нам нужно было быть дома в воскресение и мы не могли поехать с ним.

Через несколько миль по дороге от Мальтахое до Хельмерингаузена есть поворот на запад, к ферме Дувисиб (Duwisib), очень большой и похожей на кусок нашего восточного низинного Трансвааля, с высокой травой между кустарников и колючих деревьев. В наш прошлый визит всё было сухим голым, и казалось, что мы попали в другой мир. Там был интересный замок, построенный на рубеже веков. К сожалению, нам ни разу не удалось его осмотреть. Так как мы чувствовали себя очень уставшими и хотели заночевать в том замечательном отеле в Хельмерингаузене, нам нужно было спешить. Люди на ферме посоветовали нам ехать дальше по той же дороге, а не возвращаться на главную, так как пришлось бы открывать несколько ворот, да и дорога была хуже.

Дорога от Дувисиба до Хельмерингаузена идёт по красивым местам, но в одном месте дул сильный ветер, и так как было уже темно, когда мы туда попали, пришлось снизить скорость. В конце концов мы приехали в Хельмерингаузен в 20:30, и хотя время ужина уже прошло, миссис Хансен ушла, чтобы приготовить нам ужин. Бар, ужин, великолепная горячая ванна, а затем — чистая, мягкая кровать — что ещё нужно для крепкого ночного сна!

В субботу мы поехали по дороге на Бетанин (Bethanien). Через несколько миль от Хельмерингаузена мы остановились на одной ферме, и получив согласие хозяев, посетили холм, на котором однажды уже безуспешно искали растения. После предыдущего посещения нам сообщили более точные данные, и мы чувствовали, что это стоило потраченного времени, хотя нам предстоял долгий путь. Холм был достаточно длинным, и после довольно долгих поисков Дез наконец нашёл одноголовое растение. Он подозвал меня, и вместе мы осмотрели тот участок восточного склона ещё более внимательно, и были вознаграждены ещё несколькими экземплярами этой формы L. christinae (C074, см. Lithops, стр. 286). Это было очень интересное место: растения распространились по довольно большой территории, в почве трёх разных цветов.

В Бетаниене мы остановились на ленч в местечке, которое до этого уже посещали три или четыре раза. Оно всегда было очень сухим, мы находили лишь по два-три растения в каждое из посещений. К удивлению, в этот раз мы нашли гораздо больше, хорошо замаскировавшихся и в хорошем состоянии. Это была форма L. urikosensis (C083, см. Lithops, стр. 286).

Теперь об остановках для поиска растений не могло быть и речи — мы уже и так опаздывали. Снова Гоагеб (Goageb), и через верхнюю часть Каньона Рыбьей реки в Сихейм, Холог (Holoog) (это всего лишь железнодорожная остановочная платформа), Клейн-Карас, и мы вновь на асфальтовой дороге на Грюнау. И от Грюнау до границы мы ехали по асфальту. Сразу после Карасбурга мы обсудили, не остановится ли, чтобы поискать L. fulviceps. Соблазн был велик, особенно в таких хороших условиях, но... в другой раз!

Через десять миль после Ариамсфлей (Ariamsvlei) мы пересекли границу и поехали по одному из худших отрезков дороги по Капской провинции. Восемьдесят миль, почти до самой окраины Апингтона, ужасная дорога, неровный гравий, когда движение было сильным, а это было часто на этой дороге, поднималась невероятная пыль. Обгон был невозможен, так как видимость часто ограничивалась несколькими ярдами. Что ещё хуже, уже темнело. За тридцать миль до Апингтона мы решили, что лучше на ночь остановиться в Кимосе. До него тоже было тридцать миль, но по более спокойной дороге, и хотя нам придётся завтра проехать дополнительные двадцать пять миль, по крайней мере эти мили мы проедем по асфальту. В Кимосе был очень хороший отель, тогда как мы заметили, когда проезжали мимо десять дней назад, что один из отелей в Апингтоне снесли, поэтому выбор мест ночлега, вероятно, был небогат. Мы опоздали на ужин, но выпив в номере, мы вышли на улицу и нашли неподалёку кафе, где поужинали сандвичами с чаем.

Воскресение состояло из одной длинной поездки, мы останавливались лишь заправиться и перекусить. Мы проехали за день 525 миль, итого намотав 2512 миль за одиннадцать дней.

Как жаль, что мы живём так далеко от ЮЗА (Юго-Западная Африка, старое название Намибии — прим. перев.), ведь столько времени тратится, чтобы туда попасть — это время мы могли бы с огромным удовольствием провести на природе, или посещая замечательных радушных жителей Юго-Запада!